Имя в монашестве не выбирают. Как и при рождении. В монашеском постриге что интересно: первое – какое имя дадут, а второе – какое определят послушание. Как из теста, монашеская жизнь может вылепить все, что угодно.

Как уживаются в нем свободомыслие художника, безграничная фантазия и монашеский обет, заключенный в строгие рамки, одному Богу известно. А еще он тонко чувствует живое. Главные в его хозяйстве, конечно, голуби, потом куры, утки, кот, собака. Он не похож ни на кого и уж тем более на монаха.

«У меня нет времени», — сказал как приговор. Но потом его было не остановить. Как ограничено время, как безгранично познание. Вот такой он чудаковатый, энергичный, талантливый и любящий жизнь и Бога. И веришь ему безусловно. Без вариантов.

Его зовут Алипий. К своему имени он и сам не привык до сих пор. Беспечальный – в переводе. Знакомый священник Евгений зовет его при встрече:– нескучный! — не может запомнить истинный перевод имени Алипий. Беспечальный и нескучный. Это про него. Сыплет шутками, метафорами и образами. Торопится и ворчит, что не успевает. Его ждут. То голуби, то люди. Он никуда не торопится, когда молится или когда исповедует. Тут дела подождут. Время останавливается.

С шести лет он учился в детской художественной школе, а с двенадцати в школе имени Сурикова в самом центре Москвы. Храмы и монастыри интересовали юного художника сугубо ради образов. Разрушенные стены, дерево, проросшее на крыше развалин церкви. Что может быть прекрасней?

Как-то на Афоне отец Алипий спросил у мудрого монаха, как отвечать тем, кто спрашивает: почему ты избрал этот путь? На что монах ответил: «Надо говорить просто: Господь призвал. Зов, звонок, голос. Ты слышишь и идешь на этот зов и все. У меня так».

«А сомнения, — спрашиваю, — как же?» «Мы ж не компьютеры», — отвечает, смеясь. — Но я-то служивый танкист и правило танкистов соблюдаю до сих пор: «Не знаю — не еду, не вижу — не стреляю». У нас у всех свой путь по житейскому морю. Мы выбираем либо широкие врата, ведущие к погибели, либо узкие, ведущие в царство небесное. Путь тяжелый. Не все могут найти узкий путь».

В храме монастыря нет ни одной иконы его кисти. Не успел еще. На стенах, на подоконниках вместе с помидорной рассадой иконы самые разные – старые, бумажные репродукции, новокупленные.

«Старая икона – это и та, которая год назад написана, — смеется отец Алипий. – Для меня по настоящему старая, или, лучше сказать, старинная — это икона 15 века и старше. А 19 век – это не старая. Это как я бабушкам говорю: вы не старые, вы пожилые. Когда со студентами в Третьяковке доходили до залов с 17 веком, говорил, «глаза закрываем и бежим мимо». Потому что 17 век — это уже упадок. Это уже икона, тяготеющая к картине, со своими живоподобными особенностями. 17 век уже не копируем…»

Мастерская есть, но писать иконы отец Алипий не успевает. Хозяйственные заботы пока все время забирают. « Этюды пишу. Их ведь по настроению. Увидел закат – впечатлился, схватил состояние, надавил красок, взял кисть и вперед! А когда пишешь иконы, не важно, какое настроение. Если краски подготовил, то реализовать их надо в течение дня, нельзя прерываться. Есть такай закон у иконописцев: если нет настроения, работа не идет; главное — бери кисть в руки и не выпускай. Икона пишется строго по канонам, рамки канона (правила) жёсткие. Написание икон можно сравнить с совершением богослужения. Не остановишь же Божественную Литургию? Икона тогда икона, когда она соединяет с первообразом. Можно и без иконы молиться, но она помогает. Она как мост, посмотрел — и сразу в небо. Икона бесстрастна.

Об иконах Алипий может говорить часами. Для него нет страшных икон. Его бывшие студенты это уяснили навсегда. О вкусах не спорят, вкусы прививают, в этом он убежден.

«Как- то мне один семинарист на уроке, а я преподавал в семинарии предмет «церковное искусство», говорит: «Какая страшная икона». Я сказал: «Братья, это шедевр Палеологовского ренессанса конца 14 века! Кто еще считает, что икона страшная, — ставлю в журнал «два». За год тоже — «два». Во втором полугодии вы отстраняетесь от занятий, лишаетесь стипендии и всех выплат. Вас переводят в экономскую службу на послушание. А в дальшем будет поднят вопрос о целесообразности вашего пребывания в духовной школе». То есть настоящая икона – это шедевр. Ну, а если о вкусах не спорят, их… прививают, то и понимание, и чувство этого надо прививать. Кто не согласен – тому даже не двойка, а ноль. Его вообще не исправишь. Зато потом уже маститые приходские священники меня благодарили: догматы иконопочитания уяснили на всю жизнь, и иконы в храмах подобраны в соответствии с каноном!

Икон «с историей» у о. Алипия много. Вот Троица для этого монастыря написана, вот Казанская икона Божией Матери из музея села Воскресенского, что под Уфой. Во время войны в это село была эвакуирована Московская художественная школа им. Сурикова, где учился Алипий. Спустя какое-то время икона оказалась в г. Лангепасе, и только спустя 20 лет икона была передана в дар монастырю. Хранитель ее тоже художник и тоже голубятник. Вот такое совпадение! Теперь в южном приделе Казанской иконы Божией Матери Свято-Троицкого Кондинского монастыря есть икона–покровительница.